Иосиф Бродский: Здесь можно жить, забыв про календарь…

Осенний вечер в скромном городке,

Гордящемся присутствием на карте

(топограф был, наверное, в азарте

иль с дочкою судьи накоротке).

Уставшее от собственных причуд,

Пространство как бы скидывает бремя

величья, ограничиваясь тут

чертами Главной улицы; а Время

взирает с неким холодом в кости

на циферблат колониальной лавки,

в чьих недрах всё, что мог произвести

наш мир: от телескопа до булавки.

 Здесь есть кино, салуны, за углом

одно кафе с опущенною шторой,

кирпичный банк с распластанным орлом

и церковь, о наличии которой

и ею расставляемых сетей,

когда б не рядом с почтой, позабыли.

И если б здесь не делали детей,

то пастор бы крестил автомобили.

Здесь буйствуют кузнечики в тиши.

В шесть вечера, как вследствии атомной 

войны, уже не встретишь ни души.

Луна вплывает, вписываясь в темный

квадрат окна, что твой Экклезиаст. 

Лишь изредка несущийся куда-то

шикарный бьюик фарами обдаст

фигуру Неизвестного Солдата.

Здесь снится вам не женщина в трико,

а собственный ваш адрес на конверте.

 Здесь утром, видя скисшим молоко,

молочник узнает о вашей смерти.

Здесь можно жить, забыв про календарь,

глотать свой бром, не выходить наружу 

и в зеркало глядеться, как фонарь

глядится в высыхающую лужу. 

(Иосиф Бродский, 1972) 

Юлия Попова (Jusha)

В Серпухове проездом…

…3-го мая я побывала в Серпухове – совсем коротко, проездом. Города я не видела около двадцати лет, так как приезжала только на кладбище – а для этого город не нужен - сразу с вокзала и до известной деревни. Но на этот раз всё же удалось увидеть современный город, правда, из окна автомобиля…

Знакомые улицы удивили безлюдьем и почти полным отсутствием движения машин – хотя это ведь был праздничный день!.. Видимо соотечественники все поголовно рванули на дачные участки.

Мне показалось, что Серпухов почти не изменился – за исключением возведённых в последние годы гигантских торговых центров. Это хорошо, значит, есть, чем торговать.

Улица моих школьных лет осталась совершенно прежней – будто замерла, как памятник эпохи шестидесятых. Разве что липы немного возмужали, совсем немного…

По Советской улице – мимо родной старой школы – мы спустились вниз взглянуть на Николу Белого и по Московской доехали до Высоцкого монастыря. Постояли у старой плотины, полюбовались на Нару в окружении старых ивовых деревьев – с только-только проклёвывающейся нежной листвой.

Удалось сделать несколько снимков монастыря и даже выпить по стакану чая из термоса на берегу любимой речки далёкого детства…

Теперь в своих мечтах я буду вынашивать мысль о летней поездке в Серпухов. Хочу побывать за Нарой – пройти по старым переулкам своего детства.
Юлия Попова (Jusha)

Серпухов 41-го (из воспоминаний моих родителей)

Моих родителей уже 20 лет нет среди живых, поэтому теперь я восстанавливаю их воспоминания о таком далёком, но всё же близком прошлом...

В 1941-м они завершили свой последний учебный год. Мама окончила десять классов в 24-й школе (старинная школа, около Варгинского моста), а отец – семилетку в 6-й школе (старинная школа на улице Чернышевского, из красного кирпича).

Соответственно на момент начала войны моей маме было 18 лет, а отцу – 15. Война стала главным действующим лицом в судьбе вчерашних школьников. Мама поступила летом 41-го в московский Химико-фармацевтический институт - в основном из-за того, что этот ВУЗ не отправлялся в эвакуацию. Её отец, мой дедушка в начале войны пропал без вести и - спустя какое-то время – мама стала считаться в институте дочерью погибшего офицера...

Но дед вернулся. Он полгода выходил из окружения вместе со своим другом юности Ванюшей. Когда моя бабушка открыла дверь и увидела на пороге истощённого бородатого старика в крестьянской рубахе и в лаптях, она закричала и потеряла сознание. Спасибо, в эту ситуацию вмешались соседи! Они объяснили, что именно в таком виде нужно сразу идти в военкомат – не мыться ни в коем случае. Так они и сопроводили дедушку к военному комиссару Серпухова.

Комиссар собственноручно снял лапти с деда и обнаружил зашитый в подмётку военный билет. Всё обошлось благополучно. Моему дедушке дали какое-то время подлечиться в госпитале после контузии и назначили начальником штаба в город Муром.

На верхней фотографии моя мама – студентка 2-го курса института и её отец (мой любимый дедушка) в Муроме, 1942-й год…

Мой пятнадцатилетний отец летом 41-го поступил в серпуховское ремесленное училище… Но учёба, не успев толком начаться, быстро закончилась. Ремесленное училище готовили к эвакуации. Каждого учащегося снабдили рюкзаком, наполненным увесистым сухим пайком с тушёнкой. Родители простились со своими детьми, и грузовики направились в Москву. Дальше произошла странная история – её много раз рассказывал мой папа…

Детей доставили в Москву и разместили на вокзале для ожидания железнодорожного состава. Уставшие в дороге дети уснули, а когда настало утро, выяснилось, что сопровождавших их руководителей нет – они исчезли вместе с грузовиками и – естественно - с ценным грузом, размещенным в них…

Поезда до Серпухова не ходили, и дети пошли домой пешком. Шли ровно трое суток. Тяжёлые рюкзаки оттягивали плечи… Приходилось понемногу избавляться от пайка - просто выбрасывали на дорогу одну за другой банки с тушёнкой… Бабушка вспоминала о том, что, когда встретила на пороге сына, обнаружила протёртые до кости раны от рюкзака… Обучение на этом закончилось и отец встал к токарному станку – работал в три смены, это и была его учёба.

…Сегодня, перебирая старые фотографии, я нашла - каким-то чудом - сохранившийся документ!.. Это удостоверение об окончании моим отцом в 43-м году школы военных шофёров – ему только исполнилось 17 лет. Но до фронта дело не дошло!.. Стране были нужны рабочие руки. Так и проработал всю войну мой отец за токарным станком, это и было его фронтом…

Юлия Попова (Jusha)